На улице серо. Из форточки тянет прохладой и свежестью. Снизу раздаются противные звуки - кто-то пытается счистить все это, намерзшее за ночь. У меня чашка горячего кофе, сметанная лепешка, вишневый йогурт. Медленно пролистываю почту. Так. Плюс один Свете Букиной, а тут - вычеркиваем одного поэта. Тут опять про "плюсадин". А вот тут - снова о поэзии. Вот на этот вопрос придется отвлечься, подумать и ответить. Но - потом. Потом, когда кончится чашка кофе, сметанная лепешка и вишневый йогурт.
Лаваш тонкий и поджаристый, как блин. На него я опрокидываю и выворачиваю завернутую в фольгу творожную масу. Она белая, с черными изюминками. Размазываю. Но мажется плохо, крошится, рассыпается - творог не жирный. Тогда из коробочки пластиковой добавляю развесной творожной массы. Желтая, жирная, мажется как теплый пластилин. Но - сухо все равно. Тогда открываю баночку йогурта - и туда же. И тонким слоем, ножом, по всей поверхности. А потом заворачиваю. - Шаурма с творогом!- смеются соседи. И большая чашка горячего кофе.
Время - болезнь, это уже неизлечимо. С поезда не слезть И еле-еле различимы Ноты песенки моей. Как ножом по гордости... Расписание судьбы и билет до конца этой повести...
...Там, там - на далекой станции. Старость встретит поезд мой, Повиснет на мне бородой И усами седыми. Да и предложит в покое сладостном, В мягких и теплых причинах Расписаться мне в собственной слабости Каллиграфическими морщинами...
- Хочешь, я расскажу тебе сказку о добром жюри? - Это фантастика! - Я же и говорю - сказка. - Ну расскажи... - В некоем царстве, в некоем государстве в одном небольшом журнальчике задумал один Дир небольшой конкурс. И увидели его френды, что конкурс - это хорошо, и что призы будут, и что будет авторитет у участников и победителей. И стали они тогда кидать ему в почту и в комменты названия журналов, которые непременно нужно было на конкурс выставить. И стал список на прочтение уже больше трехсот... - Ага а они все ложут и ложут... - Ну, да. Кидают, в смысле. И было доброе жюри. Добрым оно было, потому что им ничего не обещал Дир, кроме работы тяжелой по прочитке-вычитке всех этих журналов. И еще было оно доброе, потому что почти каждый член жюри подкинул в общий список своих любимцев... ... Я мог бы еще долго рассказывать о сказочно добром жюри, которое вычитало, морщась иногда и плюясь в сторону, ответило мне на вопросы, составило короткие списки для второго обсуждения, приняло участие в этом обсуждении и помогло мне составить итоговые списки для голосование. Они спорили друг с другом и со мной, но после принятия решения прекращали спорить, оставляя свое мнение при себе. Они предлагали по доброте и широте своей оставить в списках и по двадцать и по двадцать пять человек на номинацию. Вот эти люди, которые тратили свое время и помогали мне:
