В своем экспериментальном исследовании ученые запутали пару фотонов, после чего разнесли их по разным лабораториям (на расстояние до двух метров), где измерили поляризации частиц.
Вспоминается его ответ на вопрос, каким он видит это будущее. - Какое будущее? - удивился Питер, разводя руки в стороны. - What the Future? Вот - будущее. Люди, уходящие в Небеса, становящиеся электрическими сигналами в проводах и беспроводных системах, пока их тело постепенно, клетка за клеткой, превращается в ничто. Люди, выращивающие код. Ошибающиеся или делающие его специально опасным. Люди, которые бегут с Земли в космос. Люди, которые специально разрушают свой мозг и теряют свое Я, чтобы стать частью огромного роевого мозга. Люди, распространяющие новые вирусы. Люди, копающиеся в чужих головах и программирующие других людей. Продолжение "Ложной слепоты" оказалось еще более научным и одновременно философским. Все предрешено или все запрограммировано? Бог - вирус, а человечество - рак? Все, что делается вокруг, кем-то направляется? Что это - конец мира или начало его? Что нам делать с Богом? Дезинфицировать и уничтожить вирус или вылечить? И совершенно непознаваемое и внечеловеческое нечто, что выше и старше и бессмертнее души... Питер Уоттс. Эхопраксия.
Хороший жутик. Чтобы напряжение, страх-страх-страх, непонятные звуки, кровища и нет спасения. Вот почти так. Очередной фильм о зомби-эпидемии. От первого лица и скачущей камерой. Без спецэффектов, непрерывной расчлененки и кровищи. Может, потому и смотрится вполне нормально? Хардлайн / Dead Rush / Hard Line.
Пиво светлое "Липецкое" охлаждено в меру. Куриные крылышки выложены в стеклянную посудину для микроволновой готовки. На них, на крылышки, выдавливается майонез, немного острого кетчупа, сыплется смесь перцев, соль, банальный черный перец, паприка, карри, красный острый чили... А потом снизу-вверх, сверху-вниз. Перемешиваю, смазывая и умащивая. И в микроволновку на пол часа. Остро, вкусно, горячо. Да под кино!
...Блондин с собранными в "хвост" длинными вьющимися волосами, в чьих зеленых глазах утонуло достаточно претенденток, при росте 1 метр 82 сантиметра имел фигуру тренированную, и не пугающий бодибилдинг с предсказуемой атрофией, а вполне достаточный фитнес.
Звонок в дверь ранним воскресным утром, когда все еще спят, накапливая тепло и негу к пятидневной рабочей неделе, вызывает только раздражение. Фома Игнатьевич подождал немного: может, жена поднимется первой и откроет дверь? Может, кто-то уже проснулся и стоит на кухне, и сейчас... Опять звонок. Да длинный, уверенный. Жалея себя и одновременно готовясь встретить грудью любую неприятность, Фома Игнатьевич поднялся, сунул ноги в старые разношенные тапки и зашаркал на выход. Третий звонок. - Ну? - спросил Фома Игнатьевич в пространство за дверью, открыв ее и распахнув настежь. - Ну? Чего надо? - Вот сюда глянь, дядя! В руке звонившего в дверь распахнулась толстая кожаная книжица красного цвета. Вот и чего она красная - еще пытался уцепиться мозг за длинные и медленные размышления ни о чем. - Все понятно? Собирайтесь! - А дети? - И детей поднимайте. Сегодня Шишкин. Там можно с детьми. - Дети! - закричал тонко и радостно Фома Игнатьевич. - Дети! Вставайте! Мы сегодня идем на выставку! - Пол часа на сборы. Автобус внизу. Опоздаете - сами знаете. Они успели просто вот тютелька в тютельку. Как говорится, "на падающем флажке". - Ивановы! - кричал от передних дверей молодой полицейский в черной форме. - Ивановы! - Есть, все! - отвечали сзади. - Так... Опискины! - Это мы, - ответил Фома Игнатьевич. - Мы все. - Староприходские! - Извините, Староприходский. Я один. Жена умерла. - Вот ведь, - беззлобно ругнулся полицейский. - Опять со списками напортачили. Вычеркиваю, значит. После переклички тронулись. В пути кто-то впереди читал справку о знаменитом русском художнике Шишкине. Все слушали молча и внимательно. Даже дети. Они уже понимали. Когда приехали, увидели огромную очередь. - Ну, вот... Провошкались с вами. Теперь на весь день, считай. Ну, пока займемся чтением. Предъявите читательские билеты, подготовьтесь объяснять, если что не так. И пошел по проходу от самого начала автобуса и к самому его концу. Брал в руки читательский билет, листал быстро, сравнивал фотографию с лицом владельца, потом смотрел в свои списки, отмечал что-то, командовал "на выход", и человек бежал в конец очереди. И так с каждым. - А вот вы, Игнат Фомич... - Фома Игнатьевич мы, - робко возразил Фома Игнатьевич. - А не одна фигня? Чем органы поправлять, лучше бы за собой следили. Когда взяли "Войну и мир"? А? А когда сдавать будете? Что, совсем ничего больше не читали? Маловато у вас выходит. Не по норме. Я вот ставлю специальную отметку - потом участковый проверит. Но на следующей неделе за вами будет Достоевский и Чехов. Оба сразу. Согласно списков. То есть, прощаю... Пока. На выход! И Фома Игнатьевич, подталкивая детей и прижимая локтем руку жены, пошел в конец длинной очереди на выставку великого русского художника Шишкина, радуясь, что простили. Хоть и Пока. Ничего, на следующей неделе вечерком после работы осилит и Достоевского, и Чехова. Понятное же дело - на классике держится все. От семьи до государства - на классике. Сзади следующему скомандовали: - На выход!