Всяко-разно

В своем экспериментальном исследовании ученые запутали пару фотонов, после чего разнесли их по разным лабораториям (на расстояние до двух метров), где измерили поляризации частиц.

Тут так написано.

Запутали пару фотонов! А потом взяли их и разнесли...

Нет? А почему, знаете?
( Collapse )

Вспоминается его ответ на вопрос, каким он видит это будущее.
- Какое будущее? - удивился Питер, разводя руки в стороны. - What the Future?
Вот - будущее. Люди, уходящие в Небеса, становящиеся электрическими сигналами в проводах и беспроводных системах, пока их тело постепенно, клетка за клеткой, превращается в ничто. Люди, выращивающие код. Ошибающиеся или делающие его специально опасным. Люди, которые бегут с Земли в космос. Люди, которые специально разрушают свой мозг и теряют свое Я, чтобы стать частью огромного роевого мозга. Люди, распространяющие новые вирусы. Люди, копающиеся в чужих головах и программирующие других людей.
Продолжение "Ложной слепоты" оказалось еще более научным и одновременно философским. Все предрешено или все запрограммировано? Бог - вирус, а человечество - рак? Все, что делается вокруг, кем-то направляется? Что это - конец мира или начало его? Что нам делать с Богом? Дезинфицировать и уничтожить вирус или вылечить?
И совершенно непознаваемое и внечеловеческое нечто, что выше и старше и бессмертнее души...
Питер Уоттс. Эхопраксия.

Хороший жутик. Чтобы напряжение, страх-страх-страх, непонятные звуки, кровища и нет спасения.
Вот почти так. Очередной фильм о зомби-эпидемии. От первого лица и скачущей камерой. Без спецэффектов, непрерывной расчлененки и кровищи. Может, потому и смотрится вполне нормально?
Хардлайн / Dead Rush / Hard Line.

Пиво светлое "Липецкое" охлаждено в меру.
Куриные крылышки выложены в стеклянную посудину для микроволновой готовки. На них, на крылышки, выдавливается майонез, немного острого кетчупа, сыплется смесь перцев, соль, банальный черный перец, паприка, карри, красный острый чили... А потом снизу-вверх, сверху-вниз. Перемешиваю, смазывая и умащивая.
И в микроволновку на пол часа.
Остро, вкусно, горячо.
Да под кино!

...Блондин с собранными в "хвост" длинными вьющимися волосами, в чьих зеленых глазах утонуло достаточно претенденток, при росте 1 метр 82 сантиметра имел фигуру тренированную, и не пугающий бодибилдинг с предсказуемой атрофией, а вполне достаточный фитнес.

Экий жуткий красавчик.

Звонок в дверь ранним воскресным утром, когда все еще спят, накапливая тепло и негу к пятидневной рабочей неделе, вызывает только раздражение. Фома Игнатьевич подождал немного: может, жена поднимется первой и откроет дверь? Может, кто-то уже проснулся и стоит на кухне, и сейчас...
Опять звонок. Да длинный, уверенный.
Жалея себя и одновременно готовясь встретить грудью любую неприятность, Фома Игнатьевич поднялся, сунул ноги в старые разношенные тапки и зашаркал на выход.
Третий звонок.
- Ну? - спросил Фома Игнатьевич в пространство за дверью, открыв ее и распахнув настежь. - Ну? Чего надо?
- Вот сюда глянь, дядя!
В руке звонившего в дверь распахнулась толстая кожаная книжица красного цвета. Вот и чего она красная - еще пытался уцепиться мозг за длинные и медленные размышления ни о чем.
- Все понятно? Собирайтесь!
- А дети?
- И детей поднимайте. Сегодня Шишкин. Там можно с детьми.
- Дети! - закричал тонко и радостно Фома Игнатьевич. - Дети! Вставайте! Мы сегодня идем на выставку!
- Пол часа на сборы. Автобус внизу. Опоздаете - сами знаете.
Они успели просто вот тютелька в тютельку. Как говорится, "на падающем флажке".
- Ивановы! - кричал от передних дверей молодой полицейский в черной форме. - Ивановы!
- Есть, все! - отвечали сзади.
- Так... Опискины!
- Это мы, - ответил Фома Игнатьевич. - Мы все.
- Староприходские!
- Извините, Староприходский. Я один. Жена умерла.
- Вот ведь, - беззлобно ругнулся полицейский. - Опять со списками напортачили. Вычеркиваю, значит.
После переклички тронулись. В пути кто-то впереди читал справку о знаменитом русском художнике Шишкине. Все слушали молча и внимательно. Даже дети. Они уже понимали.
Когда приехали, увидели огромную очередь.
- Ну, вот... Провошкались с вами. Теперь на весь день, считай. Ну, пока займемся чтением. Предъявите читательские билеты, подготовьтесь объяснять, если что не так.
И пошел по проходу от самого начала автобуса и к самому его концу. Брал в руки читательский билет, листал быстро, сравнивал фотографию с лицом владельца, потом смотрел в свои списки, отмечал что-то, командовал "на выход", и человек бежал в конец очереди. И так с каждым.
- А вот вы, Игнат Фомич...
- Фома Игнатьевич мы, - робко возразил Фома Игнатьевич.
- А не одна фигня? Чем органы поправлять, лучше бы за собой следили. Когда взяли "Войну и мир"? А? А когда сдавать будете? Что, совсем ничего больше не читали? Маловато у вас выходит. Не по норме. Я вот ставлю специальную отметку - потом участковый проверит. Но на следующей неделе за вами будет Достоевский и Чехов. Оба сразу. Согласно списков. То есть, прощаю... Пока. На выход!
И Фома Игнатьевич, подталкивая детей и прижимая локтем руку жены, пошел в конец длинной очереди на выставку великого русского художника Шишкина, радуясь, что простили. Хоть и Пока. Ничего, на следующей неделе вечерком после работы осилит и Достоевского, и Чехова.
Понятное же дело - на классике держится все. От семьи до государства - на классике.
Сзади следующему скомандовали:
- На выход!